Ночь... Запятая... Ночь... (Маканин Владимир Семенович); ООО "Издательство "Эксмо", 2018

В сборнике «Ночь… Запятая… Ночь…» пять повестей. Каждая по-своему удивительна. Не зря Владимира Маканина называли "Достоевским ХХ века". Читать его прозу трудно, порой ощущаешь даже физическую боль, продираясь через человеческие поступки или горюя над судьбами героев. Думаешь, как в светлом гармоничном мире человек допустил столько несправедливости и зла? Маканин не устаёт удивлять поворотом сюжета или линии жизни. Ну вот оцените, как парадоксально он смотрит на пока ещё предвестие Чеченской войны в повести «Кавказский пленный». Наша воинская часть. Уже вовсю идут пикировки между местными боевиками и армейцами. Главному герою не зря дана фамилия Рубахин. Закрываешь глаза и сразу представляешь суровьё, шероховатую поверхность жизненного полотна. Он и есть такой – без изысков и сложностей. Спит, похрапывая. Ест, почавкивая. Дерётся со сноровкой, грамотно, уберегая себя от лишнего риска. Отлично вобьёт гвоздь или починит табуретку. Но руки его никогда не держали и не будут держать ни книгу, ни диск с ноктюрнами Шопена, а сердце не затрепещет на театральной премьере «Гамлета». Однако Маканин не был бы Маканиным, если бы в самом незатейливом механизме не видел скрытую жемчужину. Во время вылазки Рубахин с напарником Вовкой-стрелком берёт в плен чеченского юношу. Пленный как пленный, только что-то покалывает предельно осторожно живущего Рубахина, что-то ноет, как заноза в пальце. Он вглядывается и обнаруживает, что враг очень красив. Кавказский юноша с нежнейшей кожей, узкой талией, большими, словно подведёнными сурьмой глазами и породой, выдающей в нём кавказского князя. Во время ночной стоянки Рубахин прислонил «князя» к спине, чтобы в полудрёме чувствовать малейшее его шевеление. И вдруг седьмым чувством ощутил, как в него проникает тепло юного тела, как он наливается неведомой мужской нежностью, а в кровь проникают чужие токи, взрывающие мозг. Незатейливость, конечно, побеждает красоту. Когда возникает угроза попадания в чеченский плен, Рубахин, отогнав ночное наваждение, мощной пятернёй приподнимает юношу над землёй и переламывает ему тонкие позвонки. Маканин оставляет нас с таким финалом. И невозможно отделать от вопроса – как Рубахин будет с этим жить и будет ли? Я обратила внимание, критики сравнивают повесть с шедеврами Пушкина, Лермонтова и Толстого. Не ищите у Маканина пушкинского романтического очарования Кавказом. Всё жёстче, циничнее и тревожнее. На повесть «Последний лагерь» тоже хочу обратить ваше внимание. Это просто оруэлловская стилистика! 2200-й год. Человечество научилось синтезировать пищу из химических элементов. Главный герой, изобретший некую субстанцию для этого процесса, приезжает на затерянную в степях базу для испытания метода. И обнаруживает, всё – тотальная ложь, маскировка. А на деле перед ним – банальная скотобойня, где ежедневно под разрядом тока гибнут сотни животных. Единственный шанс сбежать из этого кошмара – зажечь в степи костерок в надежде, что его увидит пролетающий вертолётчик, смилостивится и подберёт бедолагу, доставив его в Москву, где все наивно полагают, что торжество науки обеспечило людям беззаботный быт. Экспериментатор перемахивает через стену, углубляется в степной простор и… видит, что костры жгут все – и горничная Оля, и Батяня, и взлетающий по карьерной лестнице техник. Кто-то уже умер у дымящегося очага, но вертолёты над степью не зависают. Мощная, сильная проза, пожалуйста, не проходите мимо неё.

В сборнике «Ночь… Запятая… Ночь…» пять повестей. Каждая по-своему удивительна. Не зря Владимира Маканина называли