Простить Феликса повести и рассказы; Рипол-Классик, 2021

• Орлова Мария — 16 Ноября 2024

  5/5

  И теперь она здесь, далёко от родины, среди чужих людей. Вот только Феликс… Он тоже чужой, но есть в нём что-то заботливое, беспокойное, что заставляет верить и подчиняться ему». В жёстких условиях Туруханского края «…Здоровье Марии не выдержало, и она, с “траншейной стопой” — отморожением ног — попала в больницу. Доставил её туда на руках Феликс. Принёс в палату, где лежал до полусмерти избитый человек — охотник с другого берега и уголовник в одном лице Гриша, по кличке Зек Зекович». В больнице ещё не оправившаяся от болезни Мария становится свидетелем жуткой криминальной разборки с доктором этого уголовника, под страхом смерти требовавшего от него освобождения от работы по лову рыбы. «Мария готовилась выскочить и накинуться на Зека Зековича, но тут кто-то распахнул дверь. Майн Готт! Это же Феликс. Он быстро шагнул к Зеку Зековичу. — Гриша? — спросил Феликс. — А… это ты, Горбатый? Хорошо в бригадирах ходить? Баб, говорят, имеешь… — Нож отдай, Гриша. — Сначала я… Зек Зекович метнулся к доктору. Феликс кинулся, чтобы выбить или перехватить нож. Но Гриша резко развернулся и прыгнул на Феликса. Тот охнул, схватился за живот руками и медленно осел на пол. Мария видела, как изумление исказило его обветренное лицо. Зек Зекович держал зажатый в руке кривой нож, и конец его поблёскивал мутно-красноватой влагой. Измаил Осипович (врач. — И. С.) ступил к Феликсу. Гриша двинулся наперерез. — Ты всё ещё возражаешь, паскуда? — голос Гриши потерял визгливую истеричность, стал командным. Мария неслышно прошла к кушетке, обеими руками подхватила за дно сундучок-подголовник и на обретших внезапную упругость ногах прыгнула в сторону Зека Зековича. Он не успел повернуться — подголовник обрушился на голову. Он покачнулся и как сухой лист свалился к её ногам (…) — Он не умер? — чувствуя в горле удушье, спросила Мария. — Да что вы! Череп у него к ударам привычный. А тут больше десяти дней простой. Но у меня теперь есть основания продержать его ещё недельку. Только будем помнить, что он свиреп и мстителен. 275 Измаил Осипович был прозорлив. Вскоре Мария узнала, что Феликса убил неизвестный преступник. Никакого следствия заводить по убийству в тайге бывшего ссыльного Феликса Горбатко никто не собирался. Но Мария была уверена, что сделал это Зек Зекович. После больницы работа Марии продолжалась. Но теперь она уже была медсестрой у Измаила Осиповича. Её отец всё ещё оставался в Трудармии, на шахтах. Она ждала его. Вот-вот должны были отпустить всех трудармейцев. Отец писал: «У нас уже сняли колючую проволоку. Настал конец “зоне”, лагерному режиму. Сегодня начальник сказал, что многие из нас добросовестно трудились и скоро нас выпустят. И мы, Мари, вместе вернёмся домой». Такая была жизнь, — вздохнёт читатель. И обязательно продолжит чтение рассказов и повести «Семь мешочков соли». Ещё много чего узнает он о жизни переселенцев, ни разу их ни в чём не упрекнув и лишь душевно посочувствовав обстоятельствам, которых сами они не выбирали. Ещё порадуется выразительному русскому языку, которым написана книга, его речевым богатствам. В обеих повестях и во всех рассказах есть — и всегда к месту — лексические обороты в виде пословиц и поговорок: «Самострел в руку встрел. Бог видит, кто кого обидит. Пошла Настя по напастям. Вырос с осину, а ума с волосину». В своём заключительном слове автор пишет: «Возвращение домой спецпереселенцев и трудармейцев затянулось на долгие годы. Двадцать шестого ноября 1948 года Президиум Верховного Совета СССР принял указ, запрещавший депортированным немцам возвращаться на прежнее место жительства. Нарушившим запрет грозило тюремное заключение сроком до двадцати лет. Через десять лет после окончания войны отменили режим “спецпоселения” с регулярными явками в комендатуру. И лишь в 1972-м вышел указ о свободном выборе постоянного места жительства. Указ не опубликовали, а потому он не получил широкой огласки… Да и Немецкой республики Поволжья больше не существовало». Остаётся добавить, что книга написана для тех, кто ценит не частичную правду жизни, то есть годную лишь на один день, а для тех, кто понимает всю необходимость изменения к лучшему нашего человеческого бытия. И в силу своих возможностей старается в нём что-то поправить. Санкт-Петербург

  0

  0

• Орлова Мария — 16 Ноября 2024

  5/5

  Автор пишет: «Большинство их было доставлено в посёлок недавно и пока что не потеряло своей привлекательности. Но это скоро с ними произойдёт от тяжёлого мужского труда в жестоких условиях севера — они огрубеют, отощают, станут бесполыми скелетами с равнодушными лицами. Чу! Глаза Феликса заинтересованно вспыхнули. Он как раз предостерегал бригаду, чтоб никто не вздумал украдкой взять ни одной рыбки из улова, когда увидел в шеренге прямо перед собой девчоночку». Отец героини Марии — немец был выслан вместе с ней на Север в Трудармию, а Марию, как не достигшую шестнадцатилетнего возраста,отправили в бригаду к Феликсу ловить рыбу. 273 «Страсть как захотелось Феликсу стать ближе к ней. И несколько дней спустя в приказном порядке он привёл её на склад, где обычно сам ночевал, не желая спать вместе с другими переселенцами в бараке. Дал хлеба, дал что-то из одежды, различными способами преодолел её сопротивление и овладел, став первым в её жизни мужчиной… Она оделась и ушла. По дороге на берег достала из кармана хлеб. Глотала непрожёванные толком кусочки. Глотала больно распирающий горло солёный комок. Хлеб и слёзы соединялись в одно». Что оставалось Марии? Только жить, в надежде на встречу с отцом. «Как-то Феликс зашёл в комендатуру к своему начальнику. И, пока ждал его, заметил в кабинете на столе несколько писем, и отдельно — вскрытый серый конверт. Увидев имя адресата, понял, что оно — Марии Варум. Он надумал не дожидаться начальника и ушёл к себе на склад. Стал читать письмо. Многие строки вымарали, пробежал по оставшимся: «…у меня всё хорошо, я забойщик в шахте. Женщин тоже теперь берут в Трудармию, по закону с шестнадцати лет, а тебе уже шестнадцать. Только бы не в шахту, майне либен тохтер…» (моя любимая дочь). — Ну, папаша, это мы проследим, — сказал шёпотом. — Она будет под моим началом столько, сколько я буду в этом нуждаться». Дата на письме указывала на то, что 17 сентября 1942 года отправитель был жив. Постепенно к Феликсу приходило понимание, что он не может существовать без Марии. И он отправил её в цех на лёгкий труд — плести корзины и вязать сети. Однажды Феликс приказал Марии зайти к нему на склад «по делу». «Через час она пришла. Феликс вынул из кармана сложенный листок без конверта, расправил. — Тебе письмо. От отца. Она взяла и долго не могла оторваться от него. — Ну, — сказал Феликс, — небось, наизусть заучила? Она подняла лицо, радостное, можно сказать, счастливое. И заплакала. Феликс совсем близко подошёл к ней, потянул письмо из её пальцев и кинул на лавку. Сбросил с неё ушанку, расстегнул бушлат и, проникая руками под него, обнял за талию. Мария видела перед собой строчки письма отца и в порыве благодарности стала обнимать плечи Феликса..». Автор с глубоким знанием психологии описывает взволновавшие Марию чувства — надежду на встречу с отцом, волнение о маме Тане, о которой отец ничего не написал, воспоминание 274 о том дне, когда мать читала указ о выселении немцев: «Через неделю они с отцом уехали, а русская мама Таня осталась с детьми. Русских не переселяли.

  0

  0

Все отзывы (12)