Осень Средневековья (Хёйзинга Йохан); Издательство Ивана Лимбаха, 2016

Издательство Ивана Лимбаха уже не раз обращалось к наследию Йохана Хёйзинги. В 2009 году вышел сборник "Культура Нидерландов в XVII веке. Эразм. Избранные письма. Рисунки". В 2010 - "Тени завтрашнего дня. Человек и культура. Затемнённый мир". Третья книга предлагает читателю заново просмотренный, исправленный и уточненный по оригинальному изданию, перевод "Осени Средневековья" - наиболее прославленного сочинения замечательного нидерландского историка.

Впервые эта книга увидела свет в 1919 г., сразу же после чудовищной европейской войны, в нейтральной тогда Голландии, окруженной со всех сторон дымящимися развалинами недавно еще такой благополучной Европы. Книга имела необычайный успех. Она неоднократно переиздавалась, почти сразу была переведена на немецкий, английский, французский, шведский, испанский, итальянский, а впоследствии вышла на многих других языках, включая польский, венгерский, японский. Через 70 лет появилось и русское издание.

"Осень Средневековья" неотделима от других литературных явлений своего времени, например "Заката Европы" Освальда Шпенглера, вышедшего в том же 1919 г. Книга Хёйзинги тоже посвящена концу, закату - если не Европы, не Запада, то закату великой и прекрасной культуры европейского Средневековья. Она тоже увлекает читателя в поиски за утраченным временем.

"Осень Средневековья" возникла как реакция на декаданс, на упадок, который тогда наблюдался повсюду. Невыносимое предчувствие, а затем и переживание катастрофы Первой мировой войны, обостренное и личной трагедией - за несколько недель до начала войны умирает любимая жена, с памятью о которой эта книга осталась связана навсегда, - видимо, пробудили в Хёйзинге героическое желание передать, выразить состояние разрушения и гибели всего привычного окружения как нечто уже известное, уже бывшее, а тем самым и преодоленное в прошлом! "Осень Средневековья" - яркая и насыщенная энциклопедия европейской культуры в ее блистательнейшую эпоху. И это не только гибель, но и надежда. Ностальгическая устремленность в священное прошлое европейской культуры - оборотная сторона надежды на будущее.

Обращаясь к цитатам, книга погружает нас в необъятный археологический материал культуры. Это образчики франкоязычной литературы пы­ш­ного, утомленного накопленной роскошью XV столетия, стихи, отрывки из бургундских хроник, мемуаров, поговорки, отдельные слова и выражения. Цитаты из Писания, латинских религиозных трактатов, творений немецких и нидерландских мистиков. Отрывки из сочинений ученых, писателей, историков, философов XVIII и XIX вв. Библейская латынь V в., французский XIII-XV вв., средненидерландский и средневерхненемецкий. Цитаты в подлиннике, в переводе автора на нидерландский язык, в изложении, пересказе или - аллюзии, помеченные ссылками на источник. Эта бесконечно притягательная в своем многообразии словесная ткань, как живая, пульсирует в многомерной структуре книги. Цитаты вовлекают читателя в причудливое путешествие во времени и пространстве. Воссоздавая время, текст приобретает свойство обращенности к ве­ч­ности.

В подходе к изучению прошлого Хёйзинга, следуя Якобу Буркхардту (1818-1897), стремится не "извлечь уроки на будущее", но увидеть непреходящее. По мнению Хёйзинги, история - это живой, бесконечно изменчивый многоструйный поток. История не имеет ни цели, ни необходимости, ни двигателя, ни всеопределяющих принципов. Автор не приемлет позитивистский взгляд на историю как на процесс, подлежащий рациональному объяснению. В стремлении воссоздать образ прошлого, историк, по мнению Хёйзинги, прежде всего должен сохранять верность истине, по возможности корректируя свою субъективность. Стремление к истине, этический императив - нравственный долг ученого. История - артезианский колодец, кладезь культуры, неиссякаемый источник нравственного совершенства - для тех, кто способен критически воспринимать и трезво оценивать события прошлого, отличать "взлеты" и "падения" государственной мощи от взлетов и падений государства или народа в нравственном смысле. Чистота помыслов в подходе к истории - единственное условие для ее правильного понимания. Ничто не может быть хуже для нации, чем бездумное превращение национальной истории в "опиум для народа" теми, кто используют ее как подручное средство для достижения или удер­жания власти.

В детстве и отрочестве Йохан Хёйзинга испытывал влияние во многом противоположных личностей отца и деда. Дед, Якоб Хёйзинга (1809-1894), - глубоко религиозный меннонитский проповедник. Отец, Дирк Хёйзинга (1840-1903), - профессор-медик, атеист, был талантливым популяризатором бурно развивавшейся биологии. По позднейшему признанию Йохана Хёйзинги, книги, которые приносил ему из университетской библиотеки отец, открыли горизонты, которые навсегда остались определяющими в его научном мышлении; он постигал контрасты, антиномии науки и религии, чувства и разума, индивидуума и общества, изменчивости и устойчивости.

Научно-просветительские старания отца развивали в сыне интерес и глубокое уважение к науке, к ее интеллектуальным ценностям, к целостности познания мира. В сочетании с незыблемостью нравственных требований, преподанных дедом, это сформировало качества человека и ученого, которые мы так ценим в Йохане Хёйзинге.

Самоотверженная любовь к культуре, выдающийся дар историка, художественный талант позволяли Хёйзинге видеть временное и вечное в их подлинном свете. Глубокая вера в непреходящие ценности истины, закона, морали помогала ему сохранять душевное спокойствие в годы разразившейся мировой катастрофы. Хёйзингу нередко называли культур-пессимистом, в одном ряду с такими его духовными собратьями и современниками, как Поль Валери (1871-1945), Томас Стёрнз Элиот (1888-1965), Хосе Орте-га-и-Гассет (1883-1955), Томас Манн (1875-1955). Сам же он называл себя оптимистом - в годы, о которых его друг поэт Мартинюс Нейхофф (1894-1953) заметил с горькой иронией, что "пессимизм стал роскошью и более невозможен".

В 1919 г., после окончания ужасной войны, в Предисловии к первому изданию Осени Средневековья Хёйзинга отмечал, что его взгляд, когда он писал свою книгу, "устремлялся как бы в глубины вечернего неба, но было оно кроваво-красным, тяжелым, пустынным, в угрожающих свинцовых прогалах и отсвечивало медным, фальшивым блеском".

В конце второй, еще более ужасной войны, после пребывания в лагере заложников, насильственно вырванный из своего лейденского окружения, больной семидесятидвухлетний Йо­хан Хёйзинга не потерял мужества. В письме к дочери Элизабет от 28 октября 1944 г. пишет в последнюю свою осень, всего за три месяца до смерти: "Утро сегодня началось сверкающим сиянием солнца. Деревья - в их последнем ореоле желтого и бурого, и один взгляд на них гонит прочь всякую мысль о войне".

Хёйзинга сказал однажды, что мы живы очень короткое время, а мертвы очень долго. Но если в первом случае это говорится о нас, то ведь и во втором случае имеются в виду именно мы. Будучи мертвы, мы не перестаем быть самими собою. Ушедший от нас в 1945 г. Йохан Хёйзинга не утратил духовной жизни. И мы еще многое извлечем из общения с ним в будущем.

7-е издание, исправленное.

Смотри также о книге.