Левша. Повести (Лесков Николай Семенович); Лениздат, 2012

История, здесь рассказанная, известна, пожалуй, даже тем, кто рассказ не читал, но вот написано о "Левше" и Лескове гораздо меньше, чем о других знаменитых произведениях и авторах. Вот и рецензии никто не пишет, а все оттого, что писатель Лесков и вообще странный, а уж здесь странностей хоть отбавляй. И числится этот рассказ почему-то по сказочному ведомству, хотя какая же это сказка, если все здесь такое привычное и узнаваемое.
И происходит здесь все не так, как обычно в сказках- по справедливости, а как всегда, и чудеса творятся не сказочными методами - никаких залетных фей и прочих волшебников не наблюдается, и язык здесь особенный, так что каждое слово по смыслу и звучанию совпадают-"долбица умножения", "тугамент". Язык этот, к тому же, как барьер, за который чужим хода нет, поскольку слова здесь так поставлены и притерты друг к другу, что звучат как песня, понять которую сможет только тот, кто уже прежде такие песни слышал.А числится этот рассказ почему-то по сказочному ведомству, хотя какая же это сказка, если все здесь такое привычное и узнаваемое.
Да к тому же это еще и кладезь всяческих сведений из разных областей русской жизни, причем сведения эти ничуть не устарели и в двух словах самую суть объясняют.
Вот, например, о правоохранительных органах:
"его сейчас обыскали, пестрое платье с него сняли и часы с трепетиром, и деньги обрали", или обстановка в здравоохранении: "привезли в одну больницу - не принимают без тугамента, привезли в другую - и там не принимают, и так в третью, и в четвертую - до самого утра его по всем отдаленным кривопуткам таскали ".

И об образовании тоже есть:
" - а арифметики мы нимало не знаем...
Англичане переглянулись и говорят:
- Это удивительно.
А Левша им отвечает:
- У нас это так повсеместно".

Да что там, даже песни сочиняются все тем же способом, что Левша применял- к русским словам иностранные добавляются и пожалуйста :"Ай люли - се тре жули".
А еще эта книга тем хороша, что многие сложные для понимания вещи в ней простым и понятным языком изложены и на всякий заковыристый вопрос из русской жизни здесь ответ отыскать можно, да так, что самое главное ухвачено. Кто только не писал о различиях между Россией и Западом и о том, почему это мы такие все из себя уникальные и загадочные, но лучше и понятнее, чем здесь нигде не сказано :
"Вы,- говорят англичане,- нашей веры не знаете: мы того же закона христианского и то же самое Евангелие содержим.
- Евангелие,- отвечает Левша,- действительно у всех одно, а только наши книги ваших толще, и вера у нас полнее".

А если кого это не убеждает, так там дальше еще и посильнее аргумент есть:
"у вас ничего, и даже, кроме одного воскресенья, никаких экстренных праздников нет". Само словосочетание "экстренные праздники" только нашему человеку понятно.
Еще вот о нашей любви к языкам хорошо сказано:
"Платов не мог по-французски вполне говорить
но он этим мало и интересовался, потому что был человек женатый и все французские разговоры считал за пустяки, которые не стоят воображения".
Есть здесь и о хитросплетениях отечественной истории, где сначала "без всего этого" воюют, а после от военных дел меланхолия делается, и о не менее сложных отношениях во властной вертикали, где кулак порой любой закон заменяет и все умом вилять горазды, и о том, что отношение к своим и иностранцам у нас сильно разниться и даже про бюджетное финансирование – там, где курьер с Левшою за казенный счет в Лондон ехали и на каждой станции пояса перетягивали, "чтобы кишки с легкими не перепутались".
Но больше всего о том, что все у нас на свой манер делается.
Вот подкованная блоха танцевать перестала. Англичане уверены, что это оттого, что мастера четырех правил арифметики не знают. Им-то невдомек, что с танцами у нас тоже особенные отношения. Здесь вспоминается рассказ другого писателя, о том, как его брата в 70-х из института исключили за лихо сплясанный на вечеринке рок-н-ролл с формулировкой "за искажение рисунка танца". Так что подковав блоху мастера все верно сделали - и чудо сотворили и исказить она теперь уже ничего не сможет, а то ведь никому доподлинно не известно на что она своими дансе с верояциями намекала.
Отчего же эта очень даже реалистическая книга, в которой точное изображение действительности чередуется с простыми и понятными объяснениями происходящего сказкой считается? И отчего это в нашей жизни, прямо как в этой сказке, чудеса случаются от безысходности и вообще все это так на нашу жизнь похожа, как будто мы все именно в этой сказке живем? Может потому, что если все это сказкой считать, то на душе как-то легче делается.
А узнать как тут у нас тут все обстоит всегда у Лескова можно. Очень уж у него на эту жизнь глаз пристрелян.