Кремль (Наживин Иван Федорович); Вече, 2019

Роман посвящен эпохе Ивана III, становлению Руси, символом которой стал возводимый хитрыми итальянскими мастерами московский Кремль. Время правления этого государя известно не только "собиранием земли Русской" вокруг Москвы, покорением вольнолюбивого Новгорода, "стоянием" на реке Угре, византийской преемственностью, но и тем, что книжные "умники" ожидали конца света. Разброд и шатания происходили в умах. В поисках истины многие отшатнулись от веры православной, к которой много грязи земной пристало, искали нового, чистого, сомневались и придумывали что-то свое. Мне понравился романный Нил Сорский (в Кирилло-Белозерском монастыре говорят, что он не был таким умильным), понимающий, что для спасения души важно не количество молитв или строгое исполнение постов, а искренность и разумение
не внешнее, а внутреннее содержание.
Цитата:
"...надвигалась на Русь страшная ночь с 24 на 25 марта, ночь светопреставления. Люди, книгам хитрые, замирали сердцем. Но... не могли удержать старого разбега жизни: варили обед, покупали, продавали, строили, женились. Великий государь продолжал крепить молодую Русь. Теперь, не смотря на то, что кончина мира на носу, он готовил поход на Литву."
Ведь правда, если конец всему, то гори оно синим пламенем, а сам загодя в гроб ложись. Но народ русский продолжал жить так, как жил. А "вольнодумцы" еще вопросом задавались: с какого перепуга церковники, накануне светопреставления, оттяпали себе тучу добра и земель, на тот свет решили унести?
Самодержавие крепчало. Старое боярство (Ряполовского, Холмского, Патрикеева) понять можно. Они признают, что "одна голова над землей крепче", но привыкшие повелевать, и в "холопах" быть не хотят. А у перенявшего византийские обычаи Ивана III теперь прислужники все из знати, ибо пусть знают, кто в доме хозяин. Да хороша ли была Византия со своими императорами, если от нее ничего не осталось? Но прав оказался мятежный сердцем Василий Патрикеев: высокородные умеют свары устраивать, а не договариваться
и вскоре какой-нибудь боярин счастлив будет, если его сыночка московский князь возьмет себе рындой правой руки. Ох, и дуреха же его Стеша, любовь невозможная. Сменила теремные стены на монастырские, а успокоения, как надеялась, не нашла. Слишком поздно она поняла, что не грех это - любить, а Василий - что это в нем мучения и тяга к запретному. Словно в
насмешку князя Василия, не терпевшего монахов, насильно постригли. И именно неистовый старец Вассиан пытался на Соборе громить забравших силу "иосифлян":
Цитата:
"Господь не велел осуждать брата, и одному Богу надлежит судити согрешения человеческие. Не судите и не осуждены будете, сказал Господь... Зачем же, господин Иосиф, не испытаешь своей святости: свяжи архимандрита Юрьевского Кассиана своею мантиею, чтобы он сгорел, а ты бы его в пламени держал, а мы тебя из пламени извлечем, как единого от трех отроков!"
Но не милосердие победило, а корысть и властолюбие. А хуже всего было, что Вассиан понимал, что сам бы с удовольствием пожег всех "иосифлян" на медленном огне.
Единственное, что не понравилось, что автор изобразил Елену Волошанку повинной в смерти Ивана Молодого. Неужто она всерьез рассчитывала, что все ее любовные планы и желания стать "владычицей морской" претворятся в жизнь?

Со второй половины 1920-х годов Наживин переходит к созданию исторических романов. Пишет он много, ориентируется главным образом на русского читателя-эмигранта, сюжеты берет из разных эпох.
Эта книга повествует читателю о том, что творилось за кремлевскими стена, о интригах и злодеяниях, о хитростях и кознях людей творивших историю.